Тереза Матейчкова стала обладательницей премии Магнезия Литера в номинации Документальная литература в Чехии

На премии «Магнезия Литера» правое «Эхо» победило левую «Тревогу». В категории документальной литературы победила философ Тереза Матейчкова с эссе и интервью для еженедельника «Эхо», в котором помимо литературы она пишет о гендере и культуре.

Книгой года стала проза россиянки Алены Мачониновой «Гелла». Самые известные чешские литературные премии были вручены в четверг вечером на Новой сцене Национального театра, церемония транслировалась по телевидению.

Если раньше самой просматриваемой категорией была проза, то в этом году борьба обострилась в сфере журналистики. Этому способствовал тот факт, что впервые с момента основания премии в 2002 году на победителя можно было сделать ставку в букмекерской конторе Tipsport, а также необычные для Litera политические дебаты. Бывшему преподавателю философского факультета в Праге Терезе Матейчковой пришлось объяснять на чтении автору своей книги «Бог мертв — ничто не разрешено», почему она сотрудничает с «консервативным «Эхо», считающимся правой, почти альтернативной правой газетой. «, — рассказал организатор премии Павел Мандыс. «Мне интересно, что мы подчеркиваем концепцию инаковости, но как только кто-то отличается хотя бы на миллиметр, он уже альт-правый и фашист», — ответила Матейчкова, после чего вернулась к теме в социальных сетях. Там главный редактор Echa Далибор Бальшинек написал , что ему пришлось «защищать девочку от отвратительных нападок ублюдков», а в день презентации сайт Alarm раскритиковал Матейчкову за поляризацию общества своими высказываниями о проблемы трансгендеров.Вторжение в политику на «Литере» несколько затмило другие новости этого года. В рамках основного вечера впервые были объявлены победители жанровых премий в жанрах фэнтези, детектив и юмористическая книга, аналогично тому, как некоторое время назад начала делаться музыкальная премия Anděl. По примеру Британской Букеровской премии организаторы сначала опубликовали так называемый лонглист, то есть более широкий список номинаций. Из тех, что уже, чем проза, некоторые пропустили романы Клары Власаковой, Петры Хуловой или Радки Денемарковой, другие пропустили бестселлер Андреа Седлачковой о художнице Тойене, победивший в опросе Lidové noviny «Книга года».

В четверг вечером прозаический дебют поэта Марека Торчика о травматическом взрослении гея в маленьком городке в Моравии наконец-то был удостоен премии «Литера» за прозу . Награда за публикацию досталась Каролине за полное издание произведений поэта Карела Шиктанса, которое в течение двух десятилетий готовил 94-летний историк литературы Иржи Брабец.

Награду за поэзию получила Тереза Бинова, а награду за вклад в книжную культуру получил пльзеньский поэт Томаш Т. Кусь, популяризировавший жанр слэм-поэзии.

Внешность обманчива

Но главным победителем вечера и книгой года, выбранной 229 книготорговцами, редакторами и издателями, стала «Хелла», художественный дебют переводчицы с русского языка Алены Мачониновой. В публикации объемом не более трехсот страниц якобы описывается судьба чешской еврейки Елены Фришеровой, которая отправилась с мужем строить коммунизм в Москву, но в 1937 году они стали жертвами сталинских чисток. Его казнили, она попала в ГУЛАГ на десять лет. После освобождения в Чехословакию она так и не вернулась, до своей смерти в 1984 году жила в Москве. Но внешность обманчива. «Хелла» — не исторический роман об ужасах коммунизма. Это очень интимная, эссеистическая проза с автобиографическим оттенком. На одном уровне он изображает раскрытие реального человека за литературным персонажем, поскольку рассказчик впервые идентифицирует Фришерову как одну из героинь романа-предостережения Иржи Вейля «Москва-Граница» 1935 года. Хелла – это тоже литература о литературе. Автор цитирует романы русских писателей Андрея Платонова и Марии

Степановой, которые она перевела на чешский язык. Он сравнивает переводы позднего стихотворения Осипа Мандельштама, сравнивает мемуары Фришера с произведениями так называемых лагерных авторов, таких как Варлам Шаламов.Конечно, Хелена Фришер стала жертвой коммунизма. И последствия ГУЛАГа она ощущала до самой смерти. «Внутри горит все, абсолютно все — обиды, потери, собственные ошибки. Я изуродована до неузнаваемости», — писала она в письме 1959 года. «Достаточно закрыть глаза и выйти, и начинается: я вижу все и всех, каюсь, прошу прощения, обожаю все, что у меня есть. Ухожу, теряю связь с настоящим», — написала она в 1977 году.

Но книга о большем. Алена Мачонинова спрашивает, насколько можно реконструировать чью-то жизнь по запискам, официальным документам или переписке. А как насчет всех этих отрывочных утверждений, намеков или пробелов, о которых молчат выжившие? Когда она следует по стопам Фришера, внимание смещается на рассказчика. Хотя она физически прикасается к бумагам, к которым прикасался заключенный. Он ищет ее могилу в снежных сугробах на северо-востоке Москвы. Под наблюдением камер она изучает следственные дела осужденного, находящиеся в российских государственных архивах. А позже она навещает свою подругу, которая сидит напротив нее на кровати в длинной белой ночной рубашке. Однако к этому моменту Хелена Фришерова становится скорее «зеркалом, в котором она пытается увидеть свои черты», как выразилось жюри Magnesia Litera. Читатель знакомится с ситуацией рассказчика, который, как и настоящая Алена Мачонинова, с начала тысячелетия живет в России. И хотя от него она протрезвела, как иностранцы в романе Иржи Вейля, в то же время Москва стала для нее «моим городом, моим домом». Теперь, находясь между двумя мирами и языками, она пытается объяснить, почему не сбегает из тоталитарной страны, хотя уже давно пора. Почему ее с ужасающим ужасом тянет к судьбе Фришера, хотя это «так пугающе логично», потому что как еще иностранцы могли оказаться в Москве во время сталинских процессов. Потому что как еще иностранцы могли сегодня оказаться в Москве, — тихо добавляет читатель.

Параллели не всегда должны совпадать на 100%. Тем не менее, в российском мегаполисе рассказчик осознает, что мир в очередной раз резко разделился и «я оказался не на его стороне, я знаю это, я боюсь этого, и все же я сохраняю надежду, что, в отличие от Хеллы, я смогу уйти». во время». Алена Мачонинова пережила протесты 2012 года против возвращения Владимира Путина к власти в Москве. Она была там во время аннексии Крыма Россией, что пошатнуло некоторые ее дружеские отношения. И конечно, она наблюдала там за началом российской войны на Украине. Она по-прежнему оставалась с мужем. Прошлой осенью они вернулись в Чехию только когда истек срок действия их виз.

«Но я бы не говорил о возвращении. Я думаю, это больше похоже на визит», — сказала Мачонинова в прошлом месяце в библиотеке Гавела. «Я чувствую, что живу в какой-то внутренней эмиграции. В то же время я считаю, что мой опыт войны в России совершенно отличается от вашего здесь. И не потому, что я бы, не дай Бог, одобряла войну, во всяком случае, а потому, что она меня как-то затронула гораздо больше», — продолжила она.

В конце концов, «Хелла» ближе к мыслям ссыльных Веры Линхартовой или Милана Кундеры, чем к лагерной литературе. О невозможности вернуться домой, где за десятилетия все изменится настолько, что этого невозможно понять, он писал и в прозе 2000 года «Неведени» . И никто здесь уже не понимает репатрианта.

Вернувшись из лагеря, Елена Фрищерова не могла продолжать разговоры, прерванные на полуслове перед арестом, как ни в чем не бывало. Она была не такой, как когда ее закрыли. Она рассказала о обратном пути, даже съездила на вокзал, но

Прага для нее осталась всего лишь несбывшейся мечтой. Недосягаемый дом. Хелла показывает, что такой дом формируется не только физическим местом и временем, но также языком, дружбой и литературой. Что это даже самое важное в одном отношении. Фришерова начала писать по терапевтическим причинам, и именно благодаря этому писательству она, по словам Махониновой, «снова нашла себя». То же самое относится и к рассказчику, возможно, даже к автору. Это ясно, по крайней мере, в одном отношении. «Мой дом? Это в Москве, в Тимирязевском районе», — рассказала она журналу «Хозяин».Что это кому-то непонятно в Чехии после двух лет российской войны? Конечно. Точно так же, как в книге Кундера люди не понимали, почему после 1989 года не вернулись все эмигранты. К счастью, именно поэтому существует литература. Опыт изгнания остается невыразимым. Читая «Хэллу», становишься к ней как можно ближе.

источник публикации: Новости Чехии